"РЖД-Партнер", 2008, № 24, декабрь
Валерий ковалев:
«мне довелось выстраивать всю
новую систему экономики того периода»
3 января 2009 года ректору Петербургского государственного университета
путей сообщения, д. т. н., профессору, первому заместителю министра путей
сообщения РФ в 1997–1999 гг. ВАЛЕРИЮ КОВАЛЕВУ исполняется 60 лет. Сегодня он –
гость рубрики «Лидер».
Беседовали
Александр Ретюнин,
Андрей Гурьев
В НАЧАЛЕ БЫЛ ПОКОС
– Валерий Иванович, кто-то из
ветеранов Санкт-Петербург-Витебского
отделения Октябрьской железной дороги, где Вы прошли путь от помощника
составителя поездов до НОДа, сравнил Вас с Аркадием
Гайдаром, имея в виду, что Вы стали начальником станции чуть ли не в отроческом
возрасте…
–
Конечно, в этом сравнении есть преувеличение. Во-первых, в отличие от Гайдара я был хоть и молодым человеком, но
вполне совершеннолетним, а во-вторых, командовал не полком, а станцией 4-го
класса Чолово, что в 110 км от Санкт-Петербурга. Я тогда учился на последнем
курсе железнодорожного техникума, уже имел семью и работал составителем поездов
на станции Цветочная. Жить было негде, пришел в отдел кадров отделения,
объяснил ситуацию. А там – преподаватель техникума, которая меня хорошо знала и
достаточно высоко оценивала мои способности (по специальным предметам у меня
были только отличные баллы). Так и поступило это предложение, где вместе с
должностью предлагалось жилье. Начальник Цветочной признался, что готовил меня
своим замом, но в результате полушутя сказал: «Лучше все-таки быть маленьким
начальником, чем большим заместителем». И, кстати, всю жизнь я потом любил
работать именно первым лицом, самостоятельно решающим вопросы, а не
заместителем.
– И как прошли Ваши университеты в российской глубинке?
– Я не столичный житель, вырос в Майкопе, в семье железнодорожника, и скажу откровенно: мне, неопытному еще пацану, поначалу было страшновато. Пусть в подчинении только 20 человек, но это все взрослые опытные люди. Чему и как я могу их научить? Но как-то все срослось, поначалу не стеснялся учиться у них и сам. Но самое интересное, что первое неожиданное испытание случилось прямо в день выхода на работу. Приходят люди и говорят, что надо делить покосы. Это у них всегда была очень сложная проблема, вызывавшая много споров, чуть ли не до драки. И представьте, мне удалось найти некий алгоритм, как это сделать по справедливости, причем я постарался очень доходчиво и аргументированно объяснить тем, кому досталось меньше других, почему это решение справедливое. Конечно, тогда это было на уровне интуиции, но позднее пришло понимание, которое переросло в принципы: первое, руководитель не имеет права уклоняться от принятия решения; второе, его необходимо аргументировать подчиненным. Конечно, можно просто приказать, наказать, и при том почти военном уровне дисциплины, что есть на железнодорожном транспорте, это пройдет. Но в трудной ситуации, когда нужно будет повести людей за собой, это обязательно аукнется. Короче говоря, по одобрительному кивку Ивана Григорьевича, бывшего начальника станции (личности, между прочим, легендарной, члена партии с 1917 года, лично знакомого с Лениным), я понял, что первый экзамен сдал.
КРАСНЫМ ДИРЕКТОРОМ СЕБЯ НЕ СЧИТАЛ
– Были ли в Вашей жизни
железнодорожники-руководители, которые оказали решающее влияние на Ваше формирование?
– Конечно, фактически на каждом месте работы, особенно в ранний период моей деятельности, были люди, которых можно назвать наставниками. Это и упомянутый Иван Григорьевич, и Анатолий Михайлович Морозов. Будучи начальником грузового отдела отделения, он курировал мою работу на станции Гатчина-Товарная, где я был заместителем. Он очень много мне дал как в плане понимания эксплуатационной работы, так и общения с людьми. Именно тогда у меня сформировался еще один важный принцип: какой бы ни был острый вопрос, руководитель обязан говорить подчиненным правду. Соврать, пообещать и не сделать – ты уже не руководитель, авторитета не будет, а на одном административном ресурсе далеко не уедешь. И еще важное правило: ко всем нужно подходить с единой меркой. Когда я перешел на работу в отделение дороги, там был другой учитель – НОД Николай Иванович Синельник. Человек, влюбленный в эксплуатационную работу, постоянно предлагающий какие-то новые идеи по совершенствованию перевозок. Работа с ним была, конечно, замечательной школой. Также нельзя не вспомнить Николая Владимировича Агапитова – движенца-виртуоза, который возглавлял службу движения в тот момент, когда я перешел в управление Октябрьской дороги. К великому сожалению, он был несправедливо уволен Г. М. Фадеевым и вскоре безвременно ушел из жизни.
– Начальником Ленинград-Витебского
отделения Вы стали на заре перестройки. Насколько трудным для Вас –
руководителя, выросшего в условиях плановой советской экономики, – был переход
к работе в новых экономических условиях?
– Честно говоря, каких-то больших трудностей в этом плане не испытывал: я ведь никогда не считал себя красным директором. Напротив, сейчас с особым чувством вспоминаю эти годы. Это был период, когда самостоятельности в принятии хозяйственных решений у НОДов было столько, сколько и не мечталось. Ответственность за их выполнение, конечно, тоже была адекватная, но это меня не пугало. В конце 80-х годов, когда объем перевозок достигал своего пика, нами была проделана немалая работа: на деньги, которые зарабатывало само отделение, были построены вторые пути на нескольких перегонах, я уже не говорю о реконструкции станций Шушары, Автово, Новый Порт. Одновременно становилось понятно: изменяются условия работы, меняются критерии и оценки. Хороший руководитель – это уже не тот, кто пробил строчку в Госплане или Госснабе, а тот, кто умеет заработать на перевозках, подсобной деятельности, повышении качества сервиса и грамотно управляет расходами. Но в отрасли, к сожалению, была велика сила инерции, многие привыкли действовать по старинке, поэтому когда я работал уже и начальником Приволжской дороги, и позднее первым заместителем министра путей сообщения, приходилось преодолевать колоссальное сопротивление. Верите ли, но иногда от досады локти хотелось кусать! Вот представьте: сидят на защите годовых бюджетов начальники дорог, опытнейшие уважаемые люди. Планы по капитальным вложениям значительно, иногда в разы, превышают возможности по доходам. Показываешь цифры – никакой реакции. Да ладно, мол, строить-то надо, ввяжемся, а там видно будет! Начинаю рассуждать вместе с ними: если строить нужно, то, может быть, соответственно, и доходы надо увеличить? Вы готовы это сделать? Нет! Как же велика была у всех надежда на дядю, который сверху что-то даст! Все это нужно было не просто преодолеть – переломить. Фактически мне довелось выстраивать всю новую систему экономики железнодорожного транспорта того периода. Когда я стал работать первым заместителем министра, ситуация была просто немыслимая: падение объемов перевозок, неплатежи, бартер, многомесячные задержки зарплаты – просто тупик! Одна из моих идей была проста: снизить для массовых грузов тарифы и активизировать перевозки, чтобы дать возможность угольщикам и другим грузовладельцам заработать живые деньги и рассчитаться ими с железнодорожниками. Министр Николай Емельянович Аксененко первоначально отнесся к этому достаточно настороженно, но мне удалось убедить его, что это и экономически выгодно, да и политически правильно. Таких конкретных мер, которые разблокировали финансовые тупики, дав возможность выйти из бартера, неплатежей и стагнации, нам довелось предлагать и проводить очень много. Скажу больше – мы, железнодорожники, вообще первые в постсоветской России запустили механизм финансового обращения. Без этого отрасль бы просто встала. Это однозначно. Кстати, на Железнодорожном съезде в конце 2007 года Президент, как известно, дал высокую оценку деятельности МПС в тот период, и это было очень приятно услышать. Необходимо признать, что у Аксененко первоначально ощущалась некоторая нехватка хозяйственного опыта, но надо отдать должное, когда действительно пошла коммерциализация, стал развиваться рынок, Николай Емельянович многому научился. Это был хваткий, умный человек, который быстро набирал силу, и к тому моменту, когда мы расходились, он эту силу уже вполне, что называется, почувствовал. Ну и поскольку я всегда все-таки имел свою позицию, нам с ним стало просто тесно.
НЕ МОГ ПОСТУПИТЬСЯ ПРИНЦИПАМИ
– Вокруг Вашего ухода из МПС было много всяких разговоров и догадок.
Приоткроете завесу?
– Ну отчего ж не приоткрыть? Когда я соглашался идти первым заместителем министра путей сообщения, то понимал, что с Николаем Емельяновичем мне будет работать очень не просто, а потому, откровенно говоря, на эту должность вовсе не рвался. Мы ведь с ним, когда трудились на Октябрьской дороге, нередко очень крепко конфликтовали. Но здесь сошлись на том, что, помимо эксплуатационной работы, которая остается под моим кураторством, вопросы финансов и кадровой политики будем решать вместе. К сожалению, не все договоренности выполнялись. Первый наш конфликт с ним произошел на почве назначения заместителя министра по финансам. Был принцип, и я считаю его абсолютно правильным, что любой замминистра должен поработать перед этим начальником дороги. А когда это узкий специалист, когда прибыль – любой ценой, как в данном случае, то можно наломать немало дров: или что-то в хозяйственной деятельности нарушить, или клиента задушить, или привести к нарушению государственных интересов. В результате через полгода предмет наших споров понял, что этот воз ему не по силам, ушел, но джинн из бутылки был выпущен: появилась вокруг куча банков, финансовых компаний, были набраны кредиты под маниловские в тех условиях проекты. И мы, несмотря на то что за первый год на 30% сократили собственные издержки, оказались в глубочайшей финансовой яме. Как это ни парадоксально, но спас отрасль дефолт, когда в результате девальвации рубля стоимость экспортно-импортных перевозок выросла в среднем в четыре раза. А что касается непосредственно моего увольнения, то дело было так. После дефолта, как известно, правительство С. В. Кириенко ушло в отставку и премьером назначили Е. М. Примакова. Ко мне пришли два человека и сообщили о том, что есть предложение в новом составе правительства заменить министра путей сообщения, идет отбор кандидатов и надо посоветоваться со мной насчет моей кандидатуры. Я сказал, что за спиной живого министра не хотел бы обсуждать этот вопрос, и затем честно сообщил об этой встрече Аксененко. Но тот, вместо того чтобы включить какие-то свои ресурсы и понять, что происходит, потребовал от меня сказать – кто именно ко мне приходил. Я ему говорю: «Какая разница, кто? На сегодня в правительстве утверждены два человека – председатель Е. М. Примаков и его первый заместитель Ю. Д. Маслюков. Значит, это их инициатива, а не тех, кто принес для тебя плохую весть. При чем здесь эти люди-то?». Казалось бы, инцидент должен быть исчерпан: мы работаем в паре, я его предупредил об опасности, но Николай Емельянович день за днем стал развивать эту тему – дескать, ты уже был у Примакова на собеседовании, не все мне рассказал и т. д. В общем, между нами стали возникать холодок, напряженность, недоверие, и это, конечно, сказывалось на практической работе. Я тогда пришел к нему и говорю: знаешь, твое назначение уже состоялось, я, как говорится, чист, и, казалось бы, ты должен как раз оценить мое открытое поведение. Давай так: либо мы все это проехали, либо работать так дальше вместе просто невозможно и быть каким-то без вины виноватым я отныне не намерен. Предлагаю взять срок две недели и поставить в этом вопросе точку. Либо ты мне доверяешь, либо я пишу заявление. Аксененко в конце концов выбрал второе, причем потом мне стало известно, что даже когда он шел на нашу последнюю встречу, то сказал, что увольнение Ковалева для него очень тяжелое решение, но если я скажу, кто приходил, то буду прощен. Господи, за что прощать-то?! Так мы и расстались. Хотя, конечно, это была как бы последняя капля, а, повторяю, несогласия были у нас и раньше, в основном по конкретным финансовым вопросам.
Но раз уж мы заговорили про Николая Емельяновича, я хотел бы заметить еще одну важную деталь. В конце нашей совместной работы я начал понимать, что Аксененко внешний и внутренний – это два очень разных человека. В действительности, я думаю, душа у него была очень мягкая и до нее вполне можно было достучаться. Более того, это был человек удивительной душевной доброты, когда дело касалось быта, друзей, родственников и т. д. Как-то, помню, мы вместе обедали, и с нами были мой внук и маленький племянник, так Николай Емельянович им и того подложит, и этого подрежет – прямо отец родной! А как он своих детей любил, как с внуками возился! Или вот однажды у меня случилась беда – сын с племянником разбились на машине. Я в Саратове, а он уже в Москве работал, так ведь весь город поднял, все бросил, чтобы помочь! Так что душа у него была очень добрая и, я думаю, легкоранимая. Поэтому-то он и являлся с виду таким непробиваемым, сухим и жестким руководителем. В целом же Аксененко был очень сложным человеком. В частности, он, как это ни покажется кому-то парадоксальным, легко поддавался влиянию, внушению. И многие улавливали это и пользовались. У него ведь было очень много, так скажем, присосавшихся к нему людей, очень много! Причем я могу совершенно осознанно сказать (и это не только мое мнение), что мне удавалось служить для Николая Емельяновича в этой связи неким противовесом, ограничителем. Многим это не нравилось, и они, конечно, старались всячески подогревать наши с ним разногласия. Можно приводить немало примеров, как я Аксененко буквально спасал от принятия непросчитанных, необоснованных решений, связанных с тарифными скидками и другими финансовыми вопросами, когда министра просто подставляли.
– Покинув в 1999 году МПС, Вы не
только пожертвовали своей прекрасно складывающейся карьерой, но и ушли из
системы, в которой проработали всю жизнь. Не жалеете, что все-таки не поискали
тогда еще каких-то дополнительных
возможностей для компромисса?
–
А в чем мог быть компромисс-то? Подставлять под удар ни в чем не повинных людей?
Понимаете, есть принципы, поступаться которыми нельзя ни при каких
обстоятельствах. Хотя, безусловно, чувство сожаления, что пришлось уйти с
железной дороги, было и, наверное, останется навсегда.
НЕ СМЕТЬ УНИЖАТЬ
ПОДЧИНЕННЫХ ТЕБЕ
ЛЮДЕЙ!
– И тем не менее возможность вернуться в
отрасль у Вас была. В книге «Из тупика» приводится свидетельство Г. М. Фадеева,
что когда он был назначен министром во второй раз (в январе 2002 года), то
предложил занять место первого заместителя сначала именно Вам, но Вы
отказались. Почему?
– Про Фадеева – разговор особый.
Думаю, что топ-менеджера во мне сформировал именно Геннадий Матвеевич. Когда он
пришел на Октябрьскую дорогу, многие сразу поняли, что это совершенно новый
человек: смелый в решениях, огромной работоспособности, администратор от бога.
У него всегда была удивительная способность заразить и повести за собой людей,
четко ставить задачи и добиваться их выполнения. Это с одной стороны. Но с другой – руководитель очень жесткий и, что самое главное,
склонный подавлять людей, обижать подчиненных уничижительными или
презрительными оценками их работы и даже личных качеств, способный морально
уничтожить человека за один неверный
взгляд, неудачный жест, неправильную, с его точки зрения, реплику.
В наших отношениях, когда он был
начальником дороги, а я начальником службы движения, тоже было очень много
острых моментов. Например, однажды он публично заявил, что с движением у нас
плохо, потому что им попросту некому руководить, нет реально начальника службы.
Я тогда даже писал заявление на увольнение. А уж
сколько было случаев, когда я уходил из его кабинета, хлопая дверью! То есть в
ответ на его, как бы сегодня сказали, «наезды» я всегда проявлял силу, а ее,
как известно, понимают все. Это позиция. Сломаться, сдаться – и будешь все
время униженным и оскорбленным, а я никогда ни перед кем не сломался, не
позволял себя оскорбить. И от этой позиции я по жизни всегда выигрывал. Однажды
после шумной стычки с Фадеевым выхожу из его кабинета, а в приемной сидит
сотрудник из НГС с документами мне на квартиру. Видит такое дело – и ко мне:
что делать? Я говорю: неси!
И ведь Геннадий Матвеевич подписал. А если
бы я только заскулил там, то как раз и
неизвестно, как бы он отнесся к этому вопросу. Кстати, Фадеев только мне одному
дал право подписи оперативных телеграмм начальника дороги. Конечно, после такой
школы начать работу НОДом было настолько легко, будто
всю жизнь им работал. Но тогда же у меня и отложился еще один принцип: не сметь
унижать подчиненных тебе людей. Строго спрашивать, если нужно – наказывать, но
не унижать.
Это, как говорится, предыстория вопроса. Когда наступили 1990-е годы, надо, конечно, признать, что Фадеев совершенно не вписался в новую экономику. Абсолютно! Я убежден, что его надо было освобождать от должности министра путей сообщения не в 1996 году, а года на два-три раньше. Он словно не замечал перемен, не находил новых подходов, накопил долги по налогам, по зарплатам, по всему – и при этом продолжал, например, строить жилье – это в то время, когда идет задержка зарплаты в несколько месяцев и для этого берутся кредиты под 150%. Безумие полное! А главное, на вопрос: где взять деньги? – у него был один ответ: поднять тарифы. И он их так наподнимал, что и без того-то объемы перевозок постоянно падают, а рост тарифов их еще и добивает.
И вот, когда я работал уже первым замом министра,
мы как-то с Фадеевым (он был тогда не у дел – в Координационном совете по
Транссибу) идем после игры в теннис, и
он мне начинает возмущаться про Аксененко, что, дескать, тот снижает тарифы,
подрубает базу и т. д. А я слово за слово и втянулся в объяснение, зачем это
все нужно. Он вдруг резко
останавливается, смотрит на меня в упор и говорит: «Так это ты все наделал!» А
потом поворачивается к моей жене (она находилась невдалеке): «Лена, иди сюда,
вот знай, что твой муж просто губит отрасль, попомните меня, как это потом
аукнется!» А я и сегодня глубоко убежден
(да и сама жизнь это подтвердила), что без тех экономических мер, которые внедрялись начиная с 1997 года, отрасль бы просто рухнула.
– А все-таки было предложение к
Вам со стороны Фадеева вернуться в МПС или нет?
– Было. Геннадия Матвеевича назначили вторично министром, как известно, утром 4 января 2002 года. А несколько ранее, 30 декабря, мне позвонил Аксененко и говорит: «Валерий Иванович, так сложилась ситуация, что я должен принять важное для себя решение, связанное с работой. У меня к Вам такой вопрос: Вы готовы возглавить отрасль?» Время утреннее, я еще практически сплю (профессор, полувагоны сдавать не надо) – и вдруг такой вопрос! Ну какой же железнодорожник, прошедший подобный моему путь, не хочет возглавить отрасль, тем более что просто руки чешутся исправить то, что во многом сделано совершенно неправильно. Но и другие мысли сразу же мелькают в голове: приди я сейчас на место министра, первым делом нужно будет решать очень «деликатные» вопросы с «ТрансТелеКомом», ТрансКредитБанком, БСК, «Росвагонмашем» и многими другими детищами Аксененко. То есть придется многое просто ломать – иначе нельзя. Как это будет выглядеть? В благодарность за то, что Николай Емельянович мне предложил этот пост (а, видимо, предварительный разговор с премьером М. М. Касьяновым у них уже был), я приду и буду ломать то, что он сделал? А прийти и быть зависимым от Аксененко или каких-то обещаний ему я тоже не мог. Поэтому я тогда сказал: «Нет, Николай Емельянович, я не готов». Он спрашивает: «Ты серьезно подумал?» Отвечаю: «Да, я серьезно подумал». Аксененко: «Ну, смотри». И повесил трубку. Можете себе представить мое состояние? Я отказался от предложения быть министром! А ведь когда я пришел ректором в ПГУПС, я же думал, что это на год-два, ну максимум три-четыре. Я был все время на низком старте. И вдруг вот такой звонок – отказался, а у самого душа болит, думаю, с кем бы поделиться. Ну и звоню Геннадию Матвеевичу – как старшему, как учителю. Рассказываю, переживаю, все это эмоционально, искренне, и вдруг начинаю отмечать про себя, что реакция-то его совсем другая, нежели я подсознательно ожидал: паузы какие-то, настороженность в голосе, неопределенность… Далее, 3 января, в мой день рождения, звонит мне Фадеев, поздравляет и так таинственно говорит, что о подарке я узнаю позже. А 4-го его назначают, и я понял, что вот тебе и подарок. Кстати, я подумал тогда, что как мудро поступил Президент, назначая его, ведь мне бы и в голову не пришло, а он поставил Фадеева, чтобы разгрести всю эту ситуацию с детищами Аксененко. Вечером 4 января мне звонит Геннадий Матвеевич и просит приехать. Приезжаю на следующий день к нему домой в Москву, довольно долго жду, приходит Фадеев, говорит, что задержался из-за встречи с Аксененко, и последними словами костерит его, дескать, ты не представляешь, что же он творил, как он развалил отрасль и т. д. Я – просто в шоке, ведь они же были в последнее время такие друзья – не разлей вода, и не далее как дней за десять до этого на итоговой коллегии Фадеев просто пел настоящую аллилуйю Аксененко в специально взятом слове, хотя его за язык никто не тянул. Ну и тут, действительно, Фадеев мне предлагает стать у него первым заместителем. Однако я сказал, что по натуре мне работа заместителя вообще-то чужда, не мое это дело, ибо я привык быть все-таки руководителем и самостоятельно решать вопросы. Поэтому пойти начальником дороги – это еще можно было бы рассмотреть, а заместителем министра – нет. Ну на том мы тогда и разошлись. А надо сказать, что к тому времени прошли выборы в губернаторы Ленинградской области, я в них участвовал, получил определенный опыт и рассматривался уже как кандидат в губернаторы Санкт-Петербурга. В этой связи я после разговора с Фадеевым встречался с определенными людьми в Москве, а он следил за мной очень внимательно. Ну я его при встречах так дозированно шутливо поддразниваю, что, дескать, не век же мне в институте сидеть, а сам чувствую, что он очень переживает, возможно, видя во мне реального конкурента. И вот когда Фадеев узнал, что я был на беседе у Президента, то очень занервничал (не зная темы разговора), позвал меня и предложил пойти начальником Октябрьской дороги. Я провел необходимые консультации и посчитал, что идти на выборы «с электричек» очень невыгодно с точки зрения предвыборной борьбы.
Время
идет, Фадеев работает с первым заместителем В. И. Якуниным и, безусловно, очень
хочет завести для него противовес, то есть человека, способного спорить с любой
фигурой, в том числе и с представителем Президента, а он бы находился над
схваткой и наблюдал – это его традиционная политика по жизни. Опять меня
вызывает и снова предлагает идти на первого зама. Я ему: «Так мы ведь уже
обсуждали». Он говорит, дескать, понимаешь, время идет, я же
не вечный, о замене нужно думать и т. д. Я ему даю понять, что в таком случае и
с дороги тоже можно стать министром (как было с А. А. Зайцевым), и если меня
согласуют в этот раз, то я пошел бы все-таки на Октябрьскую. Он дает
добро. Меня это тогда очень удивило, но, тем не менее, я опять советуюсь в
политических кругах, и мне говорят: приближается 300-летие Санкт-Петербурга, в
железную дорогу вкладываются значительные инвестиции на благоустройство и на
этом фоне ситуация является уже достаточно благоприятной. Я звоню Фадееву и
докладываю: «Готов идти на Октябрьскую». Тот в ответ:
«Вот это ты молодец, вот порадовал, все хорошо, жди, позвоню». Жду, никаких
звонков нет. И вдруг я узнаю, что Фадеев предпринимает просто колоссальные
усилия – вояж к полпреду, к губернатору – и всем доказывает, что Ковалева
начальником дороги ставить ни в коем случае нельзя. Клебанов
– за, Яковлев – за, все за, а Фадеев категорически против. Ну
куда тут деваться? Так и поставили по настоянию Геннадия Матвеевича в то время
еще совсем молодого В. В. Степова. И я тогда сказал
сам себе: много чего прощал я Фадееву как учителю, много он делал вещей
некрасивых по отношению ко мне, но вот этого я ему никогда не забуду. Трусость
могу простить, а вот подлость – не хочу. Так что как администратор Фадеев –
великий. А вот как человек – коварный.
КАК ВОЛКА НИ КОРМИ…
– Вы упоминали про Ваши попытки
хождения в политику. Каковы все-таки впечатления, например, от выборов в
губернаторы Ленинградской области?
– Если коротко отшутиться, то грязное это дело. А вообще предложение инициативной группы о выдвижении меня кандидатом в губернаторы Ленобласти я воспринял достаточно серьезно, потому как понимал, что могу здесь принести реальную пользу. Все-таки за моими плечами был опыт руководства громадной системой, понимание того, как работает государственная машина и на федеральном, и на региональном уровнях, да и о проблемах конкретного региона знал не понаслышке. Надо сказать, что в ходе избирательной кампании я все-таки чем-то задел избирателей, рейтинг стал достаточно быстро расти. И тут оказалось, что независимому кандидату – ох, как несладко. У партий – отлаженные технологии, причем как продвижения своего кандидата, так и нейтрализации противника. Кстати, моей персоной партийцы тоже интересовались. Но с Г. А. Явлинским разговор не получился, как-то по-менторски он себя повел, а быть угодливым я не умею. На сближение с Зюгановым я и сам не пошел, просто потому, что не разделяю программных установок этой партии. А раз не удалось договориться, в ход пошел черный пиар. Зюганов на пресс-конференции заявил, что я человек клана Аксененко – Березовского, хотя с первым у меня – я рассказал, какие отношения, а со вторым никогда и знаком-то не был. И пошло-поехало. Голосов я не досчитался, хотя эксперты говорили, что для старта был очень приличный результат. Но в итоге уж очень как-то все нечистоплотно получилось.
– Как бы Вы оценили сегодняшнюю общую ситуацию на железнодорожном
транспорте?
– Для того чтобы давать точные оценки, надо, наверное, все-таки быть внутри системы. Но определенные наблюдения, безусловно, есть. Как мне кажется, имеет место некое разновекторное движение руководства, или менеджмента, как принято сейчас говорить, с одной стороны, и простых железнодорожников – с другой. Прежде все-таки все железнодорожники – от министра до простого монтера пути – были составной частью единой общности с неким присущим только ей корпоративным духом, и это поощрялось, культивировалось даже, может, и не всегда осознанно. Сейчас, мне кажется, это как-то уходит. Жизнь все больше течет в разных системах координат со своими ценностями, критериями и т. д. Об этом, считаю, нужно думать.
Второе. Излишняя централизация управления приводит не только к утрате самостоятельности низовых структур в принятии решений, но и к неизбежному перекладыванию на вышестоящий орган ответственности, снижению мотивации в части проявления инициативы и предприимчивости на местах. А без этого создать действительно эффективную рыночную структуру в системе, которая охватывает огромную страну, едва ли возможно. Ведь когда мы централизовали в свое время финансы для наведения порядка, это была вынужденная временная мера, не предполагавшаяся для дальнейшей, так скажем, нормальной экономической модели.
– Стал ли для Вас университет не тихой гаванью, а неким новым вызовом?
– Знаете, на любом месте я привык работать так, чтобы результаты труда были осязаемы. ЛИИЖТ – это всегда была прекрасная школа с замечательными традициями. Но наступили новые времена, новые условия, и, конечно, Петербургский университет путей сообщения нуждался в некой новой настройке, адаптации к этим условиям. Думаю, за годы работы в ПГУПСе мне удалось не просто что-то изменить или улучшить, а реализовать еще один мой принцип: создать систему, которая могла бы работать в автономном режиме. Это было непросто, но мы сделали такую работу. Поэтому идем навстречу 200-летию университета, которое будет отмечаться 2 декабря 2009 года, что называется, с высоко поднятой головой.
– Чем намереваетесь заниматься в свои, так
сказать, 60-е?
– У нас относительно рубежа в 60 лет бытуют обычно представления, что это – пенсия, финиш. Я как-то в разговоре с одной мудрой женщиной сказал: мне уже скоро на пенсию, а она говорит: это глупость, придуманная людьми. Ты посмотри, в природе разве есть пенсия? Волк о ней разве думает? Он живет и трудится, пока у него есть силы, старается сохранить их на более долгий период. Так и человек не должен зацикливаться на возрастных датах. Пока силы есть – не комплексуй, а живи и работай, делай, что можешь! Так что в этом плане меня возраст не смущает, но есть немножко другое. Всю свою жизнь я был подающим надежды, все время куда-то стремился, продвигался, рос, и вот наступает время, когда понимаешь, что двигаться далее по восходящей уже теоретически особо и некуда. Конечно, можно было бы и в политику куда-то еще пойти, чтобы сидеть там лет десять, голосовать, но это не мое. Я люблю что-то создавать, созидать, делать. Конечно, это правильно, когда приходит достойная смена, но грустно все-таки смотреть, как являются молодые неумехи и коверкают нашу жизнь, а при этом полноценные, здоровые, не признающие старости руководители остаются невостребованными. Это ведь профессионалы, а приходят подчас случайные люди. Вот это немного грустно, то есть от того, что ты становишься уже неперспективным. Ну а чем буду заниматься? Всем понемножку. Главное, наверное, буду теперь больше уделять внимания семье, себе – ведь на это всегда раньше не хватало времени. Также буду заниматься в той или иной степени бизнесом (от скуки), хотя я не думаю, что это будет так уж особо интересно.
– Насколько мы Вас знаем, очень большие сомнения, что Вы способны жить
неинтересно. Поэтому сердечно поздравляем с юбилеем и желаем здоровья,
благополучия и, конечно, новых проектов!
